"Приступим к византийствованию"

Записал звездочёт Артаксан асх’Алем на таблице глиняной так:

В день 3й недели эрем, месяца шелех день 17й, завершилась битва Слова, и оба воина, чувствуя усталость и довлеющий момент судьбы, к Судьям обратились.
Был и я среди них, нищий богач и богатый нищий. Был и я среди них, а вот что мой голос вещал:

Имеет река судьбы одно свойство – в неё впадают множество мелких рек. Но течения одних теряются, другие питают силой ещё какое-то время.
«Увы, людям по своему серому большинству страшно или неприятно то, что не является обыденным и пресным, также относятся многие и ко мне. Вечному путнику...» - сказал Золтан.
«Ничего необычного, все как было…» - молвил Сокол.
В этом-то и отразилась суть поединка. Столкнулись две стихии, а не два воина, одна стихия устремилась к небесам, вторая осталась на земле. Одна обратилась к герою, вторая – к человеку.
Как судить их? Чем? Что сказать? Можно ли судить, что красивее – сапфир в перстне или изумруд на чалме?
Но, это состязание, а состязание требует жертвы, принесённой нам.
Золтану, может быть, было даже проще – он обратился к отвлеченным объектам, мало имеющим отношения к повседневной жизни, а Сокол, Сокол хотел показать, что наш мир прекрасен. Это не значит, что он отказался от приёмов романтики – нет, напротив того, но его человек шёлковой нитью проскочил 5 раундов поединка.
Герой же Золтан пронёсся вихрем по ним.
Золтан же повёл нас в горы, обрушил в Аид, показал крышу мироздания и всё же… Всё же его романтические герои не способны вселить в нас веру – они из тех, кто блеснув один раз, пропадают уже навсегда. Так выходит у Золотана.
У Сокола человек живёт, и его гармонию нарушают только другие люди – да, он не тем славен, что противопоставляет себя всем и всему миру, его раньше забудут, но он будет дышать полной грудью.
С другой стороны, иногда авторы пытаются отобрать идеи друг у друга.
«Ничто не могло успокоить и обнадёжить – стихия не терпит слабости и не знает пощады: ещё вспышка – и белое пятнышко навсегда исчезло в бурных водах, оставив меня одного. Одного со своим страхом», - пишет Золтан.
«В гордом одиночестве. Как всегда. Полагаясь только на свои силы…» - словно отвечает Сокол.
Мрачные экспрессионистские тона – вот ключ к пониманию Золтана. Экспрессия героев и неотвратимость судьбы.
«Никому не верь» - символ соколовского человека.

Говоря о написательских достоинствах я должен отметить, что Золтан был, как минимум, на целый корпус впереди оппонента.
Да, кое-где он не удержался от соблазна и перенасытил повествование самыми мелочными диковинками. Но за то, какое напряжение! Какая игра с литературной пряжей!
Сокол же не всегда был удачен в выборе художественных средств – может оттого, что стремился максимально упростить описание, чтобы повернуть к главному? Не знаю. А догадываться – дело богов, а не мертвецов
Оба противника читаются легко. Оба интересны, и каждый старается взять своим.
Но есть и разность подходов. Золтан обращает внимание на явления природы, на скрипы, звуки, Сокол – на действия самого человека. У него есть некий образ мобильного телефона, а вот у Золтана – образ играющей стихии.

Так кто же победил? Что сильнее – романические герои или обычные люди со страстями или переживаниями. Литература описания или литература бытовая?
Жизнь сильнее выдумки. Но перо Золтана глубже ранит и отравляет (в самом позитивном смысле) сердце. Золтан философ, а Сокол только наблюдатель.
Золтан ищет небес, Сокол доволен землёй.
Но настоящая литература – это всегда движение вперёд. Отсюда мой голос мастеру Золтану отдан.

Что ж, скажу и я своё слово.
И о лирических героях, и о бобразности, и о символизме... и, конечно, об ошибках (а их было предостаточно).

Прежде чем начать разбор произведений, хочу заметить, что Золтан и Сокол - несомненно, достойные противники. И отрадно, что они всё писали прозой, а не экспериментировали со стихами (всё-таки финал турнира Гильдии - не место для ученических опытов).
И хоть стиль Сокола совершенно непохож на золтановский, можно сказать, что дуэлянты "сработались": здесь мы видим не простую очерёдность из разрозненных эссе, а цепь взаимосвязанных элементов. Между главами есть чёткие переходы на уровне образов или лексических повторов.

--
ОШИБКИ
(поскольку это Ф И Н А Л, буду судить очень строго)

1.
Золтан

Первая моя придирка:

два сравнения, друг с другом несоотносимые, немножко выбивают из колеи. явная перегруженность. одно лучше убрать. (лучше "диск").

В целом - красивый, но вязкий текст, перегруженный причастными оборотами. Сравнение мира с колесом не кажется мне удачным.

2
Сокол

3
Золтан

4
Сокол

5
Золтан

6
Сокол

Зачем вообще здесь упоминается эта палка? В сюжете она, как я понимаю, не участвует. Зачем же герой "выбирает" её "из тех, что валялись на земле"? Чтобы опираться на неё, как на посох? Если да, то почему автор так прямо не сказал?

7
Золтан

8
Сокол

Ничего не понятно. Какие-то метания, бросания, кидания...

9
Золтан

10
Сокол

С

После прочтения этого эссе возникает подозрительно много идей о том, как можно было бы написать об этом лучше...

Теперь пару слов об образности...

У Сокола и Золтана совершенно разная манера письма, они - антогонисты. Практически во всём. И каждый прекрасен по-своему.

1 Изображение мира.
Золтан сразу погружает читателя в мир своей фантазии, описывает всё в мельчайших деталях и оттенках. Среди множества эпитетов и сравнений попадаются весьма оригинальные и точные. Меня, например, просто очаровала "ссыпающаяся земля" и "крошащаяся кора", а "струна подземных вод" вообще на несколько секунд выдернула меня из реальности. Красиво. Иногда детали, правда, слишком перегружают текст. Плотность информации настолько большая, что золтановская проза становится вязкой, как мёд или сгущёное молоко. Но, правда, вкусно.

У Сокола - наоборот. Всё прозрачно, как ключевая вода. Сокол описывает реальный мир, такой обыденный, но при этом - родной и тёплый. И, поскольку всё здесь нам знакомо, он не пытается нас удивить экзотическими деталями. Он просто выхватывает какие-то фрагменты реальности и даёт их нам как ориентиры. Всё остальное постранство заполняют его мысли, его чувства... его созерцание мира. И даже свой внутренний мир Сокол описывает весьма скупо, но в сплошном молчании удельный вес каждого оброненного слова значительно выше, чем у соперника.

2 Лирический герой.
Персонаж Золтана - воплощение романтизма. (! не романтики, а именно романтизма !)
Он противопоставляет себя всем окружающим. Он говорит о своей непонятности, о своём особом предназначении.

У этого героя есть и смелость, и красота, и грация. Но при всех этих совершенствах ему чего-то не хватает... Нет мысли, искренности, глубины. Гордый идеал - красивая картинка, которая восхищает взор, но не трогает сердце. Как киношный Джеймс Бонд.

Персонаж Сокола - человек открытый и миру, и другим. Он - носитель романтики. Ему свойственна печальная задумчивость, тоска, некая слабость. Соколовский герой почти не выражает своих эмоций открыто, но чувствует всё глубоко и остро. Просто это - меланхолик. Отрывок о рассвете в лесу - лучше всего открывает нам внутренний мир лирического героя.
Обычный лес, где-нибудь в средней полосе. Никакой экзотики и вычурности. Просто хвоя, просто папоротник, просто роса и запах грибов... И герой понимает, что это - его стихия, он практически счастлив... И вдруг - звонит мобильник и напоминает ему, что он всего лишь раб цивилизации. Герой возвращается в город, в свою тюрьму. Но теперь он уже ближе к свободе: потому что частицу этой свободы он носит в кармане.

3 Лёгкость чтения и стиль
Золтан - несомненно, опытнее. Его стиль красноречивее. Богатая лексика и свободная игра фантазии.
Сокол - краток и задумчив. Динамичность повествования. Легче читается.

-----------------------------------
ВЕРДИКТ:
Ничья.

С минимальным преимуществом Сокола.
Золтан, конечно, объективно сильнее, но он допустил несколько грубых ошибок и сделал ставку только на красивость.
Сокол, допустив много мелких ляпов, всё же больше тронул моё сердце. Решающую роль здесь сыграла глубина и искренность его эссе.

"Постскриптум от Никомако"

I) Кресло казалось неудобным. Вдвойне неудобным от того, что я чувствовал, что занимаю его не по праву. Честно говоря, Витраж закрытия, ненаписанный, но произнесённый, всегда делал моё пребывание в Ложе Судей неуютным, как будто висел надо мною дамокловым мечом. Мост над сценой словно разделял Театр на две половины. Я сидел в кресле постоянного судьи Детектива и втайне завидовал мастерам Артаксану и Еленне, которые остались в ложе напротив. Да, моё место было там, с ними, с мастерами, и более достойными, чем я. Нигде в Театре (даже на балконе Патриархата) не чувствовал я себя лучше, чем в Ложе Мастеров.
На мосту стояли двое. Укротители стихий: Золтан, маг и Мастер Белой Галереи, а чуть поодаль – Сокол Степное Крыло, Подмастерье Витражей. От секундантов они отказались.
Начинался финальный поединок турнира…
- Чего ждём? – услышал я рядом.
По правую руку от меня, в чёрном кресле ушедшего судьи Абисса примостилось Время – мой давнишний знакомый.
- Можно начинать, - кивнул я.
И тут началась одна-единственная повесть, все главы которой слились для меня в одну.
Первым заговорил Золтан. Он ткал из слов Белое полотно, медленно, но верно обволакивая соперника вязкими описаниями. С присущей ему самоуверенностью в голосе, маг создавал образ вечного странника, хозяина дороги. Но, подобрав валявшийся в пыли острый камешек, Сокол разрезал это полотно и, ухватившись за фигурку вечного странника, начал новый гобелен. Всё хорошо, но могло бы быть гораздо хуже. Хуже… Хуже… Хуже… Отчаянием вспыхнула молния над бушующим морем – Золтан сделал выпад. Выпад, который Сокол блокировал своим следующим полотном. И странник, просыпаясь, забывал всё тревоги прежней жизни и погружался в новую. Странник бредёт сквозь толпу, сквозь времена и эпохи, не останавливаясь у границ жизни. Жизнь – череда снов. И нет предела этой череде. Нет… Нет, есть, - ответил Золтан, из ускользающих нитей сплетая реальность, лежащую вне снов. Светлых красок оставалось мало – и реальность приобрела вид пещеры, мрачной, но по-своему прекрасной… Но любую красоту можно разрушить. Одним телефонным звонком. И ты проснёшься снова и начнёшь обратный путь, новую полосу суеты, взяв на память лишь шишку из соснового бора… Постой, обратный путь невозможен. Путь завален, - и снова слова Золтана били в виски отчаяньем… Всё пропитано обманом – и твой страх, и твоё отчаяние. Вот мой совет: «Никому не верь». И даже этому совету, смытому дождём. Никому… Никому? Да, пожалуй, ты прав. И самоуверенность выручает далеко не всегда, и даже самое надёжное крепление может предать; и только небеса, чистые голубые небеса остаются последней надеждой… Но ты сорвёшься, как опавший лист. И моросящий дождь оплачет тебя. И ты снова проснёшься. Снова один. Как обычно.
Слова затихли, и только любопытное эхо старалось ещё заглянуть в каждый уголок Театра. Я сидел в кресле постоянного судьи Детектива и смотрел на мост. Дуэлянты стояли там же, где и прежде, но я не видел их лиц. Всё будто размывалось, будто скрывалось в дымке. Я повернулся к моему приятелю. Его-то лицо я различал чётко.
- Ты слышал? – спросило Время.
- Я слушал, - ответил я.
- По-моему, ты спал.
- Я чаще просыпался.
- Но согласись: невозможно просыпаться, если не спишь, - ухмыльнулось Время.
- А ты что скажешь? – почему-то спросил я.
Время помахало перед моим носом неясно откуда взявшимися листами бумаги, на которых плясали корявые строчки. Весь поединок! Слово в слово!
- Не так уж сложно вести запись, особенно при моей работе, - осклабился мой знакомый.
- Может, ты заодно и проверишь? – робко предложил я.
- Ох, не жалеешь ты времени…
- Ну, что тебе стоит?
- Ну, разве что недостатки выявить. Хорошо, смотри! – и Время встало с кресла. Встало совсем.
Застыли на мосту фигуры дуэлянтов, застыли в Ложе Мастеров Еленна и Артаксан. Даже пылинки в воздухе. А Время говорило, про то, что…
…в первой главе Золтана – необоснованный переход от настоящего времени к прошедшему и обратно, и что это бьёт по ушам.
…странно противопоставлять «идеал» и «мученика», равно как «кого-то» и «другого».
…в первой главе Сокола неправильно употреблено слово «маленько».
…во второй главе Золтана не обязательно было упоминать слово «ствол» два раза.
…во второй главе Соколе – аналогичный необоснованный повтор: «смотреть с интересом», - хотя на поверхности плавает синоним – «с любопытством».
…в третьей главе Золтана не надо было писать: «ниспадает вниз», - потому что вверх ничто ниспадать не может.
…можно быть «на фоне», но не «в фоне».
…смешение кратких и полных прилагательных («живая, девственна – искра») и выражения типа «воздух тлен» - смотрятся очень нехорошо.
…в третьей главе Сокола не нужно было дважды в начале упоминать слово «хвойных».
…в четвёртой главе Золтана «некий коралл» лучше заменить на «какой-то коралл».
…там же есть и забавный деепричастный оборот без главного предложения: «Схватив мешочек и оглядев лежащие в нём жемчужины».
…в четвёртой главе Сокола почти подряд дважды используется слово «надпись», хотя его безболезненно можно заменить на «слова».
…в пятой главе Золтана маску снимают «с лица», а не «на лице».
…рюкзак – и так заплечный, и уточнять это – всё равно что говорить: «сувенир на память».
…в последней главе Сокола герой шёл в деревню к другу пешком, поэтому сюрприз он хотел сделать, не «приехав в гости», а «нагрянув» или «заявившись».
Время закончило отчёт.
- Всё, мне пора, я пойду!
- Где-нибудь ночью – часов в двенадцать – остановись, хорошо? – попросил я его.
- Эх, молодёжь! – отмахнулось Время и быстрыми шагами вышло из Ложи…

II) Стоит ли отвлекаться на ошибки? Думаю, что да. Всё-таки, это финал. И даже самая мелкая оплошность может оказаться решающей. Но запятые и тире я трогать не буду. Я их буду трогать в следующем турнире. Обещаю.
А образность мне понравилась у обоих. И то, как эта образность, меняя окраску, перекочёвывает из главы в главу – тоже. Песок, камни и бесконечная нить дороги бегут сквозь первые четыре эссе и обрываются у кромки сна. Белёсые грибы, игра света на каплях мелькают в следующих двух. Дальше – озёра. Падение и одиночество. И снова дорога. Многое, конечно, осталось не использованным. Стихия огня, воплощение разрушений, ещё только ждёт своего часа. Но этот финал я считаю победой. Общей. Нашей.
Но коль скоро нужно выносить решение в пользу кого-то одного, я выберу Сокола. И, скажу по чести, решение это далось мне не сразу. В самом деле, сложно сравнивать тяжеловесные, как золотые украшения, строки Золтана, инкрустированные драгоценными камнями сравнений и метафор, с лёгкими повестями Сокола, стремительными и часто недосказанными. К чему, например, упоминается «палка покрепче» и «друг моего детства»? Это – будто набросок для «театра абсурда». Но если мы не поленимся дать волю мысли – образы дорисуются сами собой. И я, признаюсь, проходя по лесу, не смог бы удержаться и не подобрать крепкую палку. Просто так. И вспомнить о друге детства – просто так, к слову. Ближе мне это как-то… И жизненно…

Подводя итоги своего судейства, я скажу: «Я, флорентиец Никомако, отдаю свой голос Соколу Степное Крыло».

Расклад выходит весьма интересный:

Артаксан - Золтан
Еленна - ничья
Никомако - Сокол

Итог - ничья. Если, конечно, не воспринимать слова Еленны о "минимальном преимуществе Сокола" как решающие. Но раз она выбрала ничью, результат очевиден.

Стало быть, каждый из участников получит среднее арифметическое первого и второго приза.

Финал объявляю закрытым.